«Называй войну войной». Изображение: Shutterstock.
Кремль сделал всё возможное, чтобы изолировать граждан России от независимых СМИ, но ему это не удаётся.
Утром 6 июня мне стали приходить странные СМС из моего московского банка. Текст сообщений был одинаковый — мои счета заблокированы из-за попыток списания с превышением баланса по счёту. Так один за другим оказались заблокированы все счета.
Далее пошли сообщения из моего второго российского банка, что с меня будто бы взыскали штраф на примерный эквивалент $80 000 по каждому счёту.
Как журналист-расследователь, я с подобным уже сталкивался. Было похоже на фишинговую атаку, и подозрение углубилось, когда я проверил федеральный реестр на наличие штрафов и ничего не обнаружил.
Только когда пришла ещё одна СМС, я стал понимать, что происходит. В ней было сказано, что мои счета не только заблокированы, но и заморожены, поскольку я фигурант уголовного дела. По совету своего московского адвоката я проверил список разыскиваемых лиц на сайте МВД, и действительно я там был, с фотографией и сведениями из биографии. Но по какому обвинению меня объявили в розыск или по инициативе какого учреждения — указать не потрудились.
Следующий шаг потребовал времени и некоторой детективной работы, но я, наконец, понял, что происходит. Мне пришлось изучить дела моих предшественников — тех российских журналистов, которых власти стали преследовать сразу после начала войны. И это помогло.
Скоро стало ясно, что моё дело и другие дела против российских журналистов — все с очень схожими порядковыми номерами — возбуждены Следственным Комитетом. Именно он обычно занимается архиважными для государства делами.
Чем больше я копал, тем больше приходило осознание масштабности кампании Кремля против независимых журналистов. В оруэлловском мире России 2022 года те, кто публикует что-либо противоречащее государственному нарративу, обвинялись, как ни забавно, в распространении «фейков» о войне. Это очень тяжкое преступление совсем недавно добавлено в Уголовный Кодекс, но уже стало основным способом преследования журналистов.
Охват этой новой волны репрессий ещё неясен — я узнал о своём деле только потому что мне сообщили банки, а другие журналисты, вероятно, тоже только случайно узнают, что стали подозреваемыми. Но порядковые номера наших дел весьма красноречивы — последние цифры в диапазоне от 50 до 500, что в теории может означать, что Кремль возбудил сотни таких дел.
Включение в розыскной список и заочные ордеры на арест стали излюбленными инструментами Кремля. Кампания идёт серьёзная, но выглядит жестом отчаяния – атакуют тех журналистов, которые выехали из страны, как я, и продолжают в изгнании изобличать систематическую ложь Кремля.
Всё это означает весьма интересный и слегка неожиданный факт: решение издавать ордера на арест куда лучше любых слов демонстрирует, что технические средства обеспечения государственной информационной монополии — российский суверенный интернет-фильтр — попросту не работают.
Это я тоже понял из своего дела. Седьмого июня я, наконец, смог взглянуть на документ, который Следственный Комитет, представил суду в обоснование заморозки моих счетов и постановки в розыск.
Старший следователь Куровской сообщил суду, что моё преступление связано с моим интервью про войну на канале YouTube «Популярная политика» 11 марта. Следователь сказал, что я ставил под сомнение подготовленность и компетентность сил Росгвардии, направленных воевать в Украине, и что мой вопрос приравнивался к дезинформации про действия российских войск, занятых «защитой интересов России и поддержанием международного мира и безопасности».
Я сперва был озадачен, почему именно этот комментарий вызвал такую реакцию. А потом прочитал заголовок видео, которое цитирует Куровской: «Андрей Солдатов: из-за войны арестованы генералы ФСБ».
И всё сошлось. Настоящая причина возбуждения против меня дела — это мой с Ириной Бороган репортаж про чистку в ФСБ после начала войны, и в особенности про арест Сергея Беседы, главы Пятой службы ФСБ, внешней разведки. Отсылка к Росгвардии была только поводом.
Кремль отчаянно (и безуспешно) отрицает всякие чистки или проблемы с ФСБ, утверждая что «всё идёт по плану». Наш веб-сайт Agentura.ru был заблокирован и власти запустили специальную дезинформационную операцию для минимизации последствий нашей статьи. Так стало ясно, что они старомодными приёмами надеются помешать нам освещать ФСБ, пользуясь материалами источника из околопутинских кругов. Выяснилось, что 29 апреля я был объявлен в федеральный розыск, а 4 мая – в международный.
Всё это весьма неприятно с личной точки зрения, но также показывает, что правительство пытается изолировать Россию от интернета и ввести цензуру.
Куровской в суде признал, что то самое видео посмотрели 1,8 миллиона человек. И канал «Популярная политика» на YouTube, где я выступал, управляется сторонниками посаженного в тюрьму лидера оппозиции Алексея Навального.
Невзирая на все попытки, угрозы и репрессивные законодательные инструменты в руках государства, независимые российские журналисты и российская оппозиция всё ещё имеют прямой доступ к российской аудитории.
Новый железный занавес, призванный остановить идеи и правду, уже ржавеет. А это очень плохие новости для Кремля.
Эта статья первоначально была опубликована на сайте Центра анализа европейской политики, переведена на русский усилиями GIJN и перепечатывается здесь с разрешения.
Андрей Солдатов — российский журналист-расследователь, соучредитель и редактор сайта Agentura.ru, который следит за деятельностью российских спецслужб. Андрей также работает внештатным старшим научным сотрудником Центра анализа европейской политики. С 1999 года освещает вопросы спецслужб и терроризма, а с 2012 вместе с Citizen Lab изучает торговлю технологиями слежки и их и использование в России. Солдатов освещал осаду Беслана для независимой радиостанции «Эхо Москвы» и «Московских новостей». Для «Новой газеты» он писал репортажи о войне в Ливане в 2006 году, и о ситуации на Западном берегу и в секторе Газа.
Europe’s Edge – онлайн-журнал, освещающий ключевые темы в трансатлантических политических дискуссиях. Все мнения отражают точку зрения автора и не обязательно отражают точку зрения представляемых им учреждений или Центра анализа европейской политики.
